Неточные совпадения
Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно, не качаясь, — надо еще соображаться, ни
на минуту не забывая, куда плыть, что под ногами вода, и надо
грести, и что непривычным рукам больно, что только смотреть
на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов,
Мы только устриц ожидали
От цареградских берегов.
Что устрицы? пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном.
Шум, споры — легкое вино
Из
погребов принесено
На стол услужливым Отоном;
Часы летят, а грозный счет
Меж тем невидимо растет.
Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного водою,
Выходят кольца чередою;
И вынулось колечко ей
Под песенку старинных дней:
«Там мужички-то всё богаты,
Гребут лопатой серебро;
Кому поем, тому добро
И слава!» Но сулит утраты
Сей песни жалостный напев;
Милей кошурка сердцу дев.
Когда мы сели
на землю и, воображая, что плывем
на рыбную ловлю, изо всех сил начали
грести, Володя сидел сложа руки и в позе, не имеющей ничего схожего с позой рыболова.
Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул
на Днестр, уже козаки были
на челнах и
гребли веслами; пули сыпались
на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана.
Немалая река Днестр, и много
на ней заводьев, речных густых камышей, отмелей и глубокодонных мест; блестит речное зеркало, оглашенное звонким ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро несется по нем, и много куликов, краснозобых курухтанов и всяких иных птиц в тростниках и
на прибрежьях. Козаки живо плыли
на узких двухрульных челнах, дружно
гребли веслами, осторожно минали отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана.
Знаю, подло завелось теперь
на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в
погребах запечатанные меды их.
Тихо склонился он
на руки подхватившим его козакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно дорогому вину, которое несли в склянном сосуде из
погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбили дорогую сулею: все разлилось
на землю вино, и схватил себя за голову прибежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведет Бог
на старости лет встретиться с товарищем юности, то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек…
Таким образом, Грэй жил всвоем мире. Он играл один — обыкновенно
на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными
погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромно-пестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником.
Я, — говорит, — так хочу изловчиться, чтобы у меня
на доске сама плавала лодка, а гребцы
гребли бы по-настоящему; потом они пристают к берегу, отдают причал и честь-честью, точно живые, сядут
на берегу закусывать».
Вода прибывает, — подумал он, — к утру хлынет, там, где пониже место,
на улицы, зальет подвалы и
погреба, всплывут подвальные крысы, и среди дождя и ветра люди начнут, ругаясь, мокрые, перетаскивать свой сор в верхние этажи…
Когда-то вздумалось Мышам себя прославить
И, несмотря
на кошек и котов,
Свести с ума всех ключниц, поваров,
И славу о своих делах трубить заставить
От
погребов до чердаков...
Доктор неприятен, он как будто долго лежал в
погребе, отсырел там, оброс черной плесенью и разозлился
на всех людей.
— В
погреб, батюшка, — говорила она, останавливаясь, и, прикрыв глаза рукой, глядела
на окно, — молока к столу достать.
Оттого она не снесла бы понижения ни
на волос признанных ею достоинств; всякая фальшивая нота в его характере или уме произвела бы потрясающий диссонанс. Разрушенное здание счастья
погребло бы ее под развалинами, или, если б еще уцелели ее силы, она бы искала…
Так, например, однажды часть галереи с одной стороны дома вдруг обрушилась и
погребла под развалинами своими наседку с цыплятами; досталось бы и Аксинье, жене Антипа, которая уселась было под галереей с донцом, да
на ту пору, к счастью своему, пошла за мочками.
Сама она усаживалась где-нибудь в холодке:
на крыльце,
на пороге
погреба или просто
на травке, по-видимому с тем, чтоб вязать чулок и смотреть за ребенком. Но вскоре она лениво унимала его, кивая головой.
Его отношения к ней были гораздо проще: для него в Агафье Матвеевне, в ее вечно движущихся локтях, в заботливо останавливающихся
на всем глазах, в вечном хождении из шкафа в кухню, из кухни в кладовую, оттуда в
погреб, во всезнании всех домашних и хозяйственных удобств воплощался идеал того необозримого, как океан, и ненарушимого покоя жизни, картина которого неизгладимо легла
на его душу в детстве, под отеческой кровлей.
Он смотрел
на двор, где все копошилось ежедневною заботой, видел, как Улита убирала
погреба и подвалы. Он стал наблюдать Улиту.
Они вышли
на другой двор, где были разные службы, кладовые, людские,
погреба и конюшни.
С другой стороны дома, обращенной к дворам, ей было видно все, что делается
на большом дворе, в людской, в кухне,
на сеновале, в конюшне, в
погребах. Все это было у ней перед глазами как
на ладони.
Между тем они
на гребле работают без устали, тридцать и сорок верст, и чуть станем
на мель, сейчас бросаются с голыми ногами в воду тащить лодку, несмотря
на резкий холод.
С детства Верочка любила ходить вместе с немой Досифеей в кухню, прачечную,
погреб и кладовые; помогала солить капусту, разводила цветы и вечно возилась с выброшенными
на улицу котятами, которых терпеливо выкармливала, а потом раздавала по своим знакомым.
Думали сначала, что он наверно сломал себе что-нибудь, руку или ногу, и расшибся, но, однако, «сберег Господь», как выразилась Марфа Игнатьевна: ничего такого не случилось, а только трудно было достать его и вынести из
погреба на свет Божий.
И вот только что съезжает со двора Иван Федорович, как Смердяков, под впечатлением своего, так сказать, сиротства и своей беззащитности, идет за домашним делом в
погреб, спускается вниз по лестнице и думает: «Будет или не будет припадок, а что, коль сейчас придет?» И вот именно от этого настроения, от этой мнительности, от этих вопросов и схватывает его горловая спазма, всегда предшествующая падучей, и он летит стремглав без сознания
на дно
погреба.
— Что поведут? Ты не виляй! Ведь вот ты же предсказал, что с тобой падучая будет тотчас, как в
погреб полезешь? Прямо так
на погреб и указал.
—
На чердак каждый день лазею-с, могу и завтра упасть с чердака. А не с чердака, так в
погреб упаду-с, в
погреб тоже каждый день хожу-с, по своей надобности-с.
Приключился ли с ним припадок в ту минуту, когда он сходил по ступенькам вниз, так что он, конечно, тотчас же и должен был слететь вниз в бесчувствии, или, напротив, уже от падения и от сотрясения произошел у Смердякова, известного эпилептика, его припадок — разобрать нельзя было, но нашли его уже
на дне
погреба, в корчах и судорогах, бьющимся и с пеной у рта.
— Да кто ж
на дощаниках
гребет? Надо пихаться. Я с вами поеду; у меня там есть шестик, а то и лопатой можно.
Он подвергался самым разнообразным приключениям: ночевал в болотах,
на деревьях,
на крышах, под мостами, сиживал не раз взаперти
на чердаках, в
погребах и сараях, лишался ружья, собаки, самых необходимых одеяний, бывал бит сильно и долго — и все-таки, через несколько времени, возвращался домой, одетый, с ружьем и с собакой.
Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в
погреб; густая, высокая трава
на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью; ходить по ней было как-то жутко.
В течение целых шестидесяти лет, с самого рождения до самой кончины, бедняк боролся со всеми нуждами, недугами и бедствиями, свойственными маленьким людям; бился как рыба об лед, недоедал, недосыпал, кланялся, хлопотал, унывал и томился, дрожал над каждой копейкой, действительно «невинно» пострадал по службе и умер наконец не то
на чердаке, не то в
погребе, не успев заработать ни себе, ни детям куска насущного хлеба.
Из морского песку здесь образовались дюны, заросшие шиповником, травою и низкорослыми дубками, похожими скорее
на кустарники, чем
на деревья. Там, где наружный покров дюн был нарушен, пески пришли в движение и
погребли под собой все, что встретилось
на пути.
Справедливее следует исключить каких-нибудь временщиков, фаворитов и фавориток, барских барынь, наушников; но, во-первых, они составляют исключение, это — Клейнмихели конюшни, Бенкендорфы от
погреба, Перекусихины в затрапезном платье, Помпадур
на босую ногу; сверх того, они-то и ведут себя всех лучше, напиваются только ночью и платья своего не закладывают в питейный дом.
Раздается треск пощечин. Затем малина ссыпается в одно лукошко и сдается
на погреб, а часть отделяется для детей, которые уже отучились и бегают по длинной террасе, выстроенной вдоль всей лицевой стороны дома.
— Они у нас, братец,
на погребе лежат.
Труд этот, состоявший преимущественно из мелких домашних послуг, не требовавших ни умственной, ни даже мускульной силы («Палашка! сбегай
на погреб за квасом!» «Палашка! подай платок!» и т. д.), считался не только легким, но даже как бы отрицанием действительного труда.
Струнников не торопясь возвращается домой и для возбуждения аппетита заглядывает в встречающиеся по пути хозяйственные постройки. Зайдет
на погреб — там девчонки под навесом сидят, горшки со сметаной между коленами держат, чухонское масло мутовками бьют.
На случай нечаянных приездов несколько кушаньев получшеприготовлялись особо и хранились
на погребе.
В Малиновце я тайком забрался бы в кухню или
на погреб и там чем-нибудь раздобылся бы; но здешний повар был мне незнаком, и просить было совестно.
А «хамкам» и совсем ничего не давали (я помню, как матушка беспокоилась во время сбора ягод, что вот-вот подлянки ее объедят); разве уж когда, что называется, ягоде обору нет, но и тут непременно дождутся, что она от долговременного стояния
на погребе начнет плесневеть.
В особенности волновался предстоящими веселыми перспективами брат Степан, который, несмотря
на осеннее безвременье, без шапки, в одной куртке, убегал из дома по направлению к
погребам и кладовым и тщательно следил за процессом припасания, как главным признаком предстоящего раздолья.
— Позвольте, сударыня, вам посоветовать.
На погребе уж пять дней жареная телячья нога,
на случай приезда гостей, лежит, так вот ее бы сегодня подать. А заяц и повисеть может.
— Ну, бабу из клубники сделай. И то сказать, без пути
на погребе ягода плесневеет. Сахарцу кусочка три возьми да яичек парочку… Ну-ну, не ворчи! будет с тебя!
— Ну, спасибо тебе, вот мы и с жарковцем! — поблагодарила его матушка, — и сами поедим, и ты с нами покушаешь. Эй, кто там! снесите-ка повару одного тетерева, пускай сегодня к обеду зажарит, а прочих
на погреб отдайте… Спасибо, дружок!
Сбегала
на погреб, в кладовую, что следует — выдала, что следует — приняла…
— Вчера из Васютина целую бычью тушу привезли, а сегодня ее
на части для солонины разрубают! Пожирнее — нам, а жилы да кости — людям. Сама мать
на погребе в кацавейке заседает.
Я не помню, как прошел обед; помню только, что кушанья были сытные и изготовленные из свежей провизии. Так как Савельцевы жили всеми оброшенные и никогда не ждали гостей, то у них не хранилось
на погребе парадных блюд, захватанных лакейскими пальцами, и обед всякий день готовился незатейливый, но свежий.
— Откушать! с дорожки! — предлагает отец, очень хорошо зная, что кушанье давно убрано и снесено
на погреб.
Приедет нечаянный гость — бегут
на погреб и несут оттуда какое-нибудь заливное или легко разогреваемое: вот, дескать, мы каждый день так едим!